Свекровь ее тут же, старушка,
Трудилась; на
полном мешкеКрасивая Маша, резвушка,
Сидела с морковкой в руке.
Телега, скрыпя, подъезжает —
Савраска глядит на своих,
И Проклушка крупно шагает
За возом снопов золотых.
«Бог помочь! А где же Гришуха?» —
Отец мимоходом сказал.
— В горохах, — сказала старуха.
«Гришуха!» — отец закричал,
На небо взглянул. «Чай, не рано?
Испить бы…» Хозяйка встает
И Проклу из белого жбана
Напиться кваску подает.
Неточные совпадения
— Это дьяк! — произнес изумившийся более всех Чуб. — Вот тебе на! ай да Солоха! посадить в
мешок… То-то, я гляжу, у нее
полная хата
мешков… Теперь я все знаю: у нее в каждом
мешке сидело по два человека. А я думал, что она только мне одному… Вот тебе и Солоха!
Его белье, пропитанное насквозь кожными отделениями, не просушенное и давно не мытое, перемешанное со старыми
мешками и гниющими обносками, его портянки с удушливым запахом пота, сам он, давно не бывший в бане,
полный вшей, курящий дешевый табак, постоянно страдающий метеоризмом; его хлеб, мясо, соленая рыба, которую он часто вялит тут же в тюрьме, крошки, кусочки, косточки, остатки щей в котелке; клопы, которых он давит пальцами тут же на нарах, — всё это делает казарменный воздух вонючим, промозглым, кислым; он насыщается водяными парами до крайней степени, так что во время сильных морозов окна к утру покрываются изнутри слоем льда и в казарме становится темно; сероводород, аммиачные и всякие другие соединения мешаются в воздухе с водяными парами и происходит то самое, от чего, по словам надзирателей, «душу воротит».
Много тамо смарагдов, яхонтов самоцветных; злата, сребра тамо
мешки полные, услаждай свою душеньку досыта, насыпай свою котомочку странническую!"И привел ее змей к пещерам глубоким, к земныим рассединам; отвалил он от пещер тех камень зело велик, отворил сокровищницу тайную.
— Потому что вся воля стала моя. Неужели никто на всей планете, кончив бога и уверовав в своеволие, не осмелится заявить своеволие, в самом
полном пункте? Это так, как бедный получил наследство и испугался и не смеет подойти к
мешку, почитая себя малосильным владеть. Я хочу заявить своеволие. Пусть один, но сделаю.
Один раз он встретил ее: в то время как он входил в лес, она выходила из него с другими двумя бабами и тяжелым
мешком,
полным травы, на спине.
Услыша ласковое ржанье
Желанных вороных коней,
Чье сердце,
полное вниманья,
Тут не запрыгало сильней?
Забыта жаркая перина…
«Малашка, дура, Катерина,
Скорее туфли и платок!
Да где Иван? какой
мешок!
Два года ставни отворяют…»
Вот ставни настежь. Целый дом
Трет стекла тусклые сукном —
И любопытно пробегают
Глаза опухшие девиц
Ряды суровых, пыльных лиц.
Кто скорее из нас обежит около моря,
Тот и бери себе
полный оброк,
Между тем там приготовят
мешок».
Смотрю, завтра это вдруг валит к нам на двор один человек, другой, пятый, восьмой, и всё мужчины из торговцев, и красики такие
полные. Вижу, у одного
мешок, у другого — сумка, у третьего — чемодан, да еще ружье у одного.
Итог всему выйдет, что мой герой есть не более не менее как исполинский, донельзя раздутый
мешок,
полный сентенций, модных фраз и ярлыков всех родов и сортов.
«Если нет бога, — говорит Кириллов, — то вся воля — моя. Человек потому и был до сих пор так несчастен и беден, что своевольничал с краю, как школьник. Неужели никто, кончив бога, не осмелился заявить своеволие в самом
полном пункте? Это так, как бедный получил наследство и испугался, и не смеет подойти к
мешку, почитая себя малосильным владеть».
А утомление войною у всех было
полное. Не хотелось крови, не хотелось ненужных смертей. На передовых позициях то и дело повторялись случаи вроде такого: казачий разъезд, как в
мешок, попадает в ущелье, со всех сторон занятое японцами. Раньше никто бы из казаков не вышел живым. Теперь на горке появляется японский офицер, с улыбкою козыряет начальнику разъезда и указывает на выход. И казаки спокойно уезжают.